9 Далекий свет

Написалось вдруг. Заскочил на самлибовский раздел конкурса журнала "Химия и Жизнь", там есть раздел мини-историй, вне конкурса. И вдруг захотелось написать  что-то...   А эта история давно висит в подсознании. Хотя бы миниатюрку накидаю, может и разверну потом.

Как не раз говорил, конкурсы мотивируют, хоть как-то...

- Пап, а ты скоро вернешься?

Она всегда задает этот вопрос и всегда получает один и тот  же ответ. Как получится, Лени, как получится. Но ворчать я не буду, ты же веришь, что твоя нехитрая забота защитит меня. Они все верят, наши детишки. И мы тоже. А как иначе.

Мы стоим у входа, стенки тоннеля разгораются синевой, чем дальше от входа, тем она сильнее. Постепенно и она растворяется во тьме, истекающей от  вяло плещущихся в далекой глубине волн.  Свет туда не доходит, лед вбирает его весь. Даже в те давние времена, когда Солнце (да, Лени, оно называлось именно так) еще дарило нам настоящий свет, а уж теперь и подавно.

- Да, Лени, конечно же.  

Как же она радуется моим словам, никакого света не нужно, лишь бы дочка была вот так довольна.  Эх, Солнце, Солнце… где же ты.

- Пап, а когда эквы приедут?

Я не знаю, что ей ответить. Каждый раз. Ведь это не в моей власти, в отличие от охоты. Это в  глубине я могу что-то отмерять и решать для себя. Но и только. Не за других. Особенно за тех, кто живет  в далеком краю.  Экватор, да. Узкая полоска земного шарика, где Солнце еще хоть как-то  пробивается свозь облако космической пыли, принесенное гулящей кометой.  Из какой дали её занесло, никто не знает ответа.  Но результат, вон он, в небе. Правда, за куполом его и не видно, серая хмарь сливается с оболочкой.  И вокруг нас. Лёд с каждым годом, да что там, каждым месяцем, становится все толще. И спускаться к далекому океану становится всё опаснее.

- Скоро Лени, скоро. 

Скоро, да. Пусть они привезут хоть что-то. В прошлый раз это была морковь. Для меня обычная, а для Лени – чудесная сладость невероятного цвета, который в нашем ледяном краю и не сыскать нигде.  Витамины, опять же.

Лени радостно прыгает, слабая тень отражается на уходящей высь стенке купола. Интересно, как долго еще будут коптить изотопные батареи,  хотел бы я знать точно. Они говорят, на десятки лет. Но я боюсь. Это Лени боится только за меня и ничего кроме. А я…

Купола старятся. Да, пыль рассеется, когда-нибудь. Орбитальные  солнечные панели и зеркала, возможно, продержатся до той поры. И энергоячейки куполов, возможно, тоже.

Насчет нас я не уверен. Но, у меня есть дочь, я не сдамся. Темные воды не скоро познают мое тело. Чур меня.

Проверяю, в сотый раз, обвязку и ледоступы.  До воды далеко, а нам еще, дай свет удачи, тащить добычу назад. Да, это вам не в тропическом море плюхаться, на бережку загорать. Не те нынче времена. Пора идти. Я уже весь там, но в спину ударяет голос Лени:

- Па-а-п… Ч-что это?

Моя дочка растеряна? Я оборачиваюсь…

И не могу ничего сказать. Что-то перехватывает горло, мгновенно вышибая всю силу и волю. Это… Это…

Там, куда смотрит Лени, купол вдруг обрел цвет. И глубину.  Он… светится. Светится!!!

Это же свет, падающий откуда-то с небес.  Не прожектор квадрокоптера, не сбившийся прицел орбитального  зеркала, греющего экваторильные парники. Нет, это они…

- Лени, это … Это солнечный свет, Лени. – Я хриплю, раздирая ворот и подставляя лицо забытой ласке. – Солнце, Малыш. Это, свет меня побери, Солнце!

- Солнце? – Дочка пробует редкое слово.  Она знает его, я рассказываю о тех временах, когда здесь еще бывало лето. Но, для нее это лишь слово. Было.

Она тоже скидывает капюшон, задирая голову  вверх,  а я даже не ругаюсь. По её бледной коже бегают  световые тени, и она мгновенно розовеет, отзываясь  генной памяти.  Лени неуверенно улыбается, не понимая, что с ней происходит и почему ей тепло.

Вокруг царит тишина. Мы все превратились  в памятники. Сами себе. Своей памяти. Своему будущему. Пусть  это всего лишь игра случая, прореха в космическом болоте - Солнце напомнило  о себе.

Глядя на угасающее пятно, я прижимаю дочку к себе и застегиваю парку.  Холод возвращается, но на лице еще тлеет тепло с небес.

Нет, теперь мы точно не сдадимся.