2 Предсказание - снова о мотивации писателя

 

Возвращаясь к теме полезности литературных конкурсов, как отдельного вида мотиватора/побудительного аспекта для написания чего-то, что совершенно не в твоем привычном амплуа.

У каждого есть какой-то излюбленный стиль, тематика, жанр и целевая аудитория. И выпасть из этих рамок, думается мне, весьма серьезный шаг. Потому что включаются и такие размышления, как - "А что об этом подумают?" и "Что на это скажут?".  И это, на самом деле, нелегко преодолеть.

Тут выхода два -

или не участвовать в борьбе на чужом поле вообще, или принять для себя за аксиому, что запретных тем не бывает. Хотя, если честно - я пока не могу второй тезис примерить на свои плечи. В голове многое бродит, но излить это на бумаге в том виде, что видится - ломает. Чисто психологически.

А конкурсы, особенно анонимные - этот тормоз отрубают. Ведь на конкурс можно послать все,  что угодно - устроить такой вот эксперимент и пожать его плоды. И тогда уже думать, насколько прав был в своих размышлениях о том, является ли написанное "твоим", или его стоит списать в запасники.

А вот такая страшилка была написана для конкурса  городских легенд, прошедших некогда на близком в тот момент мне ресурсе. 

Близость минула, остался рассказ. Как напоминание, что границ для творчества нет, было бы желание.

Предсказание

Глаза – зеркало души.

(народная мудрость)

... Возьми брата своего,

Воскури его кровь,

Вкуси его плоти ...

(древний свиток,

 автор неизвестен)

Вы когда-нибудь задумывались о том, что таят в себе зеркала? Те самые, которыми усеяна каждая минута нашего существования. Словно камеры наблюдения, следящие за всем и всеми, ненавязчиво влекущие к себе в важные и совершенно обычные моменты жизни. Похожие на глаза, взирающие извне глянцевым зрачком, изучающие нас каждую секунду. Творения людских рук, повторяющие нечто изначальное. Что было не создано, а просто существовало, показывая облики, по странной их прихоти похожие на смотрящего.

Этого не должно было случиться. Просто не могло, никоим образом. В наш век уже не случаются такие истории, которыми в далекую пору бредили дети накануне ночей гаданий. Ночей, освященных веками традиций и ритуалов. Это были всего лишь игры маленьких детей, которые не понимали всю несбыточность желаний заглянуть в неведомое. Не понимали, а потому смело тыкались, подобно слепым кутятам, в косяки и пороги накрепко закрытых дверей, не доставая до самого дверного полотна. Взрослые говорили им, что ничего не получится, но детям было не важно... Они были уверены, что все получится, и именно в эту ночь свершится обещанное таинство. Верили, что смогут заглянуть за край обычного мира, проникнуть в изнанку сущего.

В тот вечер они решили погадать на свечу перед зеркалами. Старый-престарый сюжет гадания был легко доступен, и настолько же легко можно было достать реквизит для его исполнения. Они были детьми, и поэтому никаких преград не существовало, ведь вы помните – дети не признают их существования. Лишь старый дом в этот вечер настороженно взирал на них провалами окон и дверей, не желая свершения задуманного. Но он был всего лишь старым домом, которого не слышал никто, кроме старых бродяг цыган, проезжающих изредка по близлежащему тракту.

– Вот так, да, – командовал Макс сестренке, устанавливающей зеркало на подставку. Зеркал было много, и не все хотели вставать так, как надо. Поэтому ребята, в конце концов, укрепили их подушками, собранными со всего дома. В поисках дети забрались даже в заброшенную давным-давно кладовку, где нашли старую думку – такую маленькую подушечку, доставшуюся то ли от бабки, то ли от прабабки, и передаваемую по наследству с маниакальной настойчивостью. Родители долго держали ее в гостиной, но после последнего ремонта, изменившего весь дом, не выдержали и сослали подушку в темнушку.

Почему думка была так важна, и для чего передавалась по наследству, никто не знал. Время стерло эту историю, подобно тому, как речка неспешно замывает следы на берегах. Когда Макс нес ее в детскую комнату, где намечалось проведение ритуала, он ощутил слабый запах. Запах исходил от маленькой подушечки и был подобен запаху пыли в солнечной комнате. Странный аромат, словно это пахли ее года. Запах на минуту отвлек внимание, и в результате мальчик треснулся об угол шкафа при входе в комнату. Где-то в районе виска мгновенно набухла огромная шишка, а из небольшой, но глубокой ранки просочилось несколько капель крови.

– А, ч-черт, – выругался Макс, зашипев от неожиданной боли, и пнул от досады злосчастный шкаф, мимо которого спокойно пробегал день-деньской всю сознательную жизнь.

– Не бранись, мама не разрешает говорить такие слова, – осадила его сестра, которая была старше на год с небольшим и считала это поводом для постоянных нравоучений и напоминаний о правилах хорошего тона. Впрочем, это не мешало им чудить и заниматься всякой дребеденью. Брат и сестра были парочкой – не разлей вода, и, если в доме происходила какая-то проказа, то никто не думал о поиске виновника – к ответу призывались оба. И наказание получали, как правило, одинаковое.

– Я ударился – не видишь, балда? – пробурчал Макс, дотронувшись до ранки и облизнув испачканные красным пальцы. – Кровь вон даже течет.

– Давай йодом помажем, – заинтересованно предложила сестра, бредившая временами о своем будущем великого врача, излечивающего всех от всего. – Давай?

– Нет, – поморщился он, представив, как кожу обожжет эта гадкая жидкость. – Само шащ жаживет, – прошепелявил он, опять слизнув кровь с пальца. – Давай лучше зеркало поштавим, вот сюда, последнее ведь осталось.

Зеркало было поставлено на рассчитанное место, и дети с чувством полного удовлетворения и гордости от исполненного замысла разглядели получившуюся конструкцию. Она состояла из стоящих по кругу зеркал, обращенных отражающими поверхностями в единый центр, где, по замыслу, должны были находиться гадающие. В самой середине была установлена небольшая тумба, изображающая обломок какого-то неведомого акрополя. Дело оставалось за малым – всего лишь установить свечу так, как было написано в инструкции.

Макс достал свечку из обертки и с интересом разглядел молочно-белый цилиндр – простая свеча из ничем не пахнущего стеарина. Хотя, свеча походила на замершего в параличе червяка. Червяков этих он видел в анатомическом театре, куда попал вместе с сестренкой на неделе биологии, объявленной в школе. Он тогда с интересом разглядывал экспонаты, медленно колыхающиеся в высоких колбах из прозрачного стекла. Правда, в дальний угол никого не пустили, потому что там были, со слов учителей, слишком страшные для детей вещи. Потом Макс долго по ночам представлял, что же такого страшного таилось в загадочном уголке. От ночных фантазий он несколько раз нарывался на ужасные кошмары, после которых долго не мог уснуть, а сердце стучало, как бешеное.

Он еще раз осмотрел свечку. Конец фитиля показался слишком коротким, и мальчик попытался вытащить тонкий шнур из свечки. Это, конечно же, не удалось, а Макс не заметил даже, как фитиль у основания окрасила кровь с пальца, которым он вытирал ссадину на лбу.

Что ж, все было готово, и оставалось дождаться полуночи. Часа, в который, если верить преданиям и найденной инструкции, отворялись врата в иной мир, и можно было увидеть там прошлое и будущее.

– Мейра, ты помнишь, что надо говорить? – спросил Макс сестру. – Это ведь очень важно, не забудь.

– Да помню, помню, – весело ответила сестра. – Ты. Я. Потом ты читаешь почти до конца, и мы вместе заканчиваем, так?

– Да, именно так, – важно изрек он. – Ритуал таков.

Сестра в ответ рассмеялась и, выхватив подушку из кучи, подпирающей последнее установленное зеркало, швырнула в брата. Подушкой этой, как ни странно, оказалась та самая старая думка, что хранилась в кладовке. А сейчас она прилетела прямо по недавно полученной ссадине, содрав тонкую корочку коросты, чем вызвала новый вопль досады у Макса.

– Ах ты, коза, – закричал он и погнался за сестрой, прихватив с собой прилетевший снаряд. – Я тебе сейчас устрою, – вопил Макс, гоняя ее по комнате и стремясь стукнуть подушкой покрепче.

Так они и носились по комнате, хохоча во весь голос. В итоге сестра была загнана в угол и предана там шутливой экзекуции. Макс как следует, отлупил Мейру подушкой, но та было мягкой и маленькой, так что это было просто веселая возня детей, а не страшная казнь, обещанная братом. А пока дети возились и барахтались, незаметно подошел заветный час ворожбы. Подоткнув подушкой чуть покосившееся зеркало, Макс отправился к окнам и задернул тяжелые шторы так плотно, как только это было возможно. И, несмотря на то, что в комнате ярко горел свет, а на улице уже была ночь, и света оттуда не могло быть ни капли, в комнате как-то сгустился мрак. Он возник словно из ниоткуда, всего лишь от резкого движения рук, отсекающего комнату от мира снаружи. А когда мальчик закрыл плотно еще и дверь, в комнате осязаемо сгустился воздух, хотя ничего еще не было начато. Наверное, это дом окончательно напрягся, ожидая грядущее и выражая таким образом опасение от начатой забавы.

Макс с Мейрой медленно вошли в круг зеркал, вышагивая друг другу навстречу с торжественностью иностранных послов, вручающих верительные грамоты. Они преклонили колени в самом центре, у тумбы, так и оставшись лицом к лицу. На тумбу торжественно и неспешно легли спички, извлеченные из кармана Макса, и специально подготовленная лучина из можжевельника (почему-то это было важно, специально выделено в тексте инструкции). Вслед за этим аккуратно, словно нежнейший фарфор, в центре тумбы была водружена свеча, крепко закрепленная в ажурном подсвечнике. Часы на стене показывали несколько минут до полуночи, и дети смотрели друг на друга, предвкушая результаты приключения. Им было не до зеркал, эта минута еще не наступила, да и играть в гляделки всегда нравилось. За минуту до полуночи Макс щелкнул дистанционным пультом и свет медленно покинул комнату. Вслед за этим мальчик уверенно чиркнул спичкой по чиркашу коробка и поджег можжевеловую щепку. Щепка быстро занялась ровным, потрескивающим огнем, от которого потек слабенький дымок, щекочущий ноздри тонким запахом, и Макс поднес ее к свече. И вот огонек с ветки, зажатой в детской руке, перетек на фитиль свечи.

Стоило фитилю одеться огнем, как Макс резко задул пламя на лучине и положил ее рядом со свечей. Еще тлеющая палочка истекала колеблющейся струйкой дыма, которая переплеталась с огоньком свечи. И тут же дети затянули заклинание, изложенное в книжке. Начал Макс – ровным и негромким речитативом он читал заученный текст, напоминающий литанию, возвышая голос в местах обозначенных значками-закорючками, и понижая его, следуя тем же указаниям. В нужном месте он прервался, и чтение продолжила сестра. В голосе Мейры угадывалось волнение, но она все-таки держала себя в руках, и речь текла и текла плавным ручьем в наполняющей комнату тьме. Мейра дочитала свою часть, и, не давая застыть последнему колебанию воздуха в комнате, Макс подхватил речь, продолжил ритуал. В самом конце он кивнул сестре, и они вместе прочитали последнее предложение, возвышая голос почти до крика. И огонек свечи почему-то мигнул.

Лишь дочитав заклинание, им было разрешено инструкцией поднять глаза и посмотреть в зеркала. А в них в эту минуту отображались разбегающиеся и теряющиеся вдали колоннады колеблющихся огоньков. Желтовато-белых, пляшущих неторопливый танец на вершине одной-единственной свечи, размноженной в бесконечности зеркальных отражений. Отражения изламывались в невероятных направлениях, теряющихся в темных провалах меж зеркал, и создавали пространство, кажущееся бесконечно бездонным. Из зеркал словно смотрели чьи-то желтые глаза, но все равно это были всего лишь зеркала с гладкой стеклянной поверхностью, и дети разочарованно притихли. Они ожидали чего-то необычного – сразу, ведь это же было колдовство. Лишь потрескивание фитиля нарушало тишину к комнате в эту минуту, и они, кивнув друг другу, вместе прошептали свой вопрос – ничего особенного, просто детский вопрос, который мучает и взрослых: «Скажи нам свет зеркальный, что в будущем нас ждет?»

Неровные голоса потревожили тишину, которая притихла, ожидая чего-то. То ли необычного, то ли привычного. Ведь тишина была старейшей субстанцией в этом мире – той самой, которую некогда взорвало Слово. Даже она притаилась в этот краткий миг. Притаилась, ожидая, скучая, наблюдая. Но… Но ничто не потревожило ее спокойствия, кроме детского взволнованного дыхания, в котором уже намечалась истерическая обида на несбывшееся. Тишина внимала растерянным взглядам, которые они бросали друг на друга.

И тут тишину повторно разорвал легкий треск фитиля, от которого вдруг взлетел легкий клуб темного дыма, а по комнате поплыл запах сгорающей плоти – огонь добрался до капли крови Макса, впитавшейся в него. И в тот же миг пространство комнаты съежилось в один маленький комок света, бившийся между зеркал. А за зеркалами сгустилась тьма, став вдруг чем-то многомерным и подобным клубящемуся туману. Маленький мотылек огня свечи освещал побледневшие лица детей, почувствовавших сердцем, что в комнате изменилось что-то. Реальность изменилась, задвинув обычный мир куда-то во тьму. А из зеркал полился свет.

Гладь зеркал перестала быть обычным глянцем стекла. По ней бежала дрожь, ритмично и степенно, от центра к периферии плясали мелкие волны. Как в плошке воды разбегаются колечки ряби от тяжелых шагов, так и тут – словно некто огромный приближался к детям, съежившимся у свечи, которая стала в этот момент единственной нитью, связывающей с привычным миром. Кто-то приближался, и воздух будто стонал от этой поступи, а потом его колыхнуло легким вздохом. И этот Кто–то вздохнул за пределами зеркал тягуче и призывно, словно проснувшийся кот потягивался там, разевая пасть до самых ушей. А из зеркал продолжал литься свет. Но это был не такой свет, который исходил от свечи, нет – свет был мертвенным. Словно и не светом он был, а его прахом, тем самым, что съедает все на свете, предавая тени. И прах этот легкими толчками лился из зеркал, в такт шагов неведомого существа, шагающего издалека к огню свечи.

Макс увидел ее первым. Тварь приближалась к ним из глубины зеркал, как легкий ветер, да она и сама была, словно легкий бриз, овевающий лицо теплыми вечерами, вот только дыхание было смрадом глубин, таящихся в тени. Призрачная женщина в развевающейся одежде, похожей на саван, медленно приближалась к зеркальной поверхности. Она напоминала вестника смерти из готических романов, которые Макс с сестрой так любили, и мальчик задрожал, увидев глаза твари. Вернее, не глаза, а два пятна шевелящейся мерзости, так похожих на клубящихся червей из колб в анатомическом театре, вдруг обретших жизнь. И она приближалась, вперившись Максу в глаза неживыми буркалами, приковывая взглядом, втягивая внутрь себя и опутывая нитями плещущейся в них субстанции.

– Мейра, – сдавленно пискнул он. – Там, там… Там летит… К нам, Мейра…

– Кто, Макс? – сестренка хотела обернуться, но Макс вцепился в ее руки внезапно вспотевшими ладошками и жарко зашептал:

– Не смотри, не смотри, не надо, не смотри… Там страшная тетька… Страшная… Она, она...

Сестра не поверила, решив, что это славное продолжение розыгрыша. Подумала, что брат продолжает веселое мщение, начатое войной подушек. Она вырвала руки из его ладоней, с притворным возмущением оглядываясь назад и восклицая:

– Ты меня обдурить решил, Ма…

Слова замерли у Мейры на губах, ибо в этот момент тварь прямо сквозь стекло перенеслась в обычный мир. Вместе с ней в комнату пришло что-то странное, какой-то легкий запах. Нет, от нее не воняло. Это не было подобно запаху разлагающей туши старого пса, сбитого машиной и догнивающего в канаве около дороги, – нет. Невесомый запах тлена наполнил комнату, смешиваясь с ароматом курящегося можжевельника и дымком свечи, проникая в легкие призрачными щупальцами. Влетевшая тварь наткнулась прямо на Мейру, обернувшуюся к ней. Девочка приняла ее появление глаза в глаза и визжала теперь, как визжат все дети, увидевшие нечто страшное. Да так оно и было. Но тварь это не побеспокоило. Она в этот момент принюхивалась, вдыхая витавшие по комнате запахи. А потом жуткую морду расколол оскал довольной улыбки. От нее повеяло торжеством, окатившим детей осязаемой темной волной.

– Воскури его кровь, – бестелесный голос отовсюду потек к детям. Огонек свечи при этих словах вспыхнул факелом, мгновенно ополовинив свечку, а запах сгоревшей плоти стал еще более осязаемым. Вонь плотным пледом навалилась на детей, вызывая тошноту.

– Вкуси его плоти, – торжественно прогремело над ними, и палец призрачной руки уперся в небольшое темное пятно на губах Мейры. Кровь попала туда в момент возни с подушкой, и какую-то её часть сестра слизнула неосознанно, даже не ощутив солоноватого привкуса.

– Исполнен договор! – ликующе звучало со всех сторон. Голоса переплетались в бесноватой радости исполненного ожидания, а тварь воздела руки в жесте победителя, оголяя их и показывая черную корку обугленной кожи. – Он наш! Свое исполнила ты, ведьма.

– В-в-ваш? В-в-вед-д-дьма? – заикающимся ломким голосом вылетел истеричный вопрос Мейры. – Я не ведьма, – сорвалась она снова на визжащий крик. – Мы играли!

– Не суть, дитя, не суть… Исполнен договор. Ты плоть его вкусила в дыму сгорающей крови, крови родного существа. И можжевельник был зажжен. Слова вы вознесли, разбив их отсветом свечи, и зеркала их тотчас донесли. Туда, где света нет, лишь тени отражений. Где мир живет иным путем, на ваш взирая свысока. Ты – ведьма! Теперь и навсегда нам подарила брата ты, за то – наречена. И, больше не перечь, своё ты сослужила.

Макс дрожал от ужаса, прижатый к полу незримой рукой, огромной тяжестью навалившейся на плечи. Он слушал этот ирреальный диалог, дуэль хрупкого ломкого голоска сестры и бесстрастного, не имеющего жизни, голоса бесплотной твари, ворвавшейся в их мир. Тварь несла какую-то чушь про договора, про которые не было ни слова в книгах, которые они пересмотрели, готовясь к гаданию. Он не понял и половины того, что прозвучало только что, но каким-то шестым чувством осознал, что сейчас разговор на самом деле идет о нем. Испуганный рассудок ломился в двери безумия, каким-то чудом удерживаясь на самом краю. И держала его одна лишь мысль: «Что будет с сестрой?»

А потом он увидел, как обмякла Мейра, и тварь полетела к нему, раздвигая руки в приветственных объятиях черного баньши с оскалом взбесившегося нетопыря. И разум угас…

По рассказам, его нашли возле дома, пылающего в ночи, будто разверстая пасть ада. Дом полыхал весело, играя сам с собой в веселую игру, раскидывая вокруг пылающие уголья своей сущности и подбрасывая в небо тысячи искр. Он словно желал переселиться туда и стать звездами… Наверное, ему было ужасно хорошо в этот миг, как будто он уходил в обещанный старым домам рай. Макс лежал где-то рядом с угасающим кострищем и был похож на скрюченную невероятным жаром пластиковую куколку. Рядом не было никого. Сестру так и не нашли – ни рядом, ни в углях сгоревшего дома, жарким горнилом перемоловшего всё, что попало в его утробу. В память о страшном вечере остался лишь огарок можжевеловой щепки, намертво зажатый в кулачке.

Щепка да ночные кошмары, в которых он был наедине с посланцем зазеркалья, медленно надвигающимся сквозь туман и протягивающим к нему когти на обугленных руках – вот и все, что осталось от прошлого. Кошмары мучили Макса долго, но постепенно истерлись. Воспоминания осели на задворках подсознания – в тот уютный ил, где хранится большинство деталей прошлого, которые сознание не желает видеть перед собой. Изредка они все же возвращались, напоминая о давнем горе и постигшей утрате. Он научился бороться с этим, четко предчувствуя их появление. Метод борьбы был прост – бутылка виски или горсть транков на ночь.

А еще было чувство постоянного подсматривания. Оно всегда обдавало Макса при виде зеркал, словно оттуда смотрел чей-то немигающий глаз, стремящийся вбуравиться прямо в душу и пустить там корни, подобно мифической гидре. Зеркала он ненавидел. Да и они отвечали тем же, временами отражая несуразицу, которой не могло быть вокруг. В такие моменты Макс просто отворачивался от зеркала, смаргивая несуществующие слезы, будто бы это они были виновниками обмана зрения. О сестре он предпочитал не вспоминать, и память милостиво упрятала горькое воспоминание. Так и жил. Не вспоминая, не запоминая, не давая зеркалам взглянуть на себя. Но от прошлого, как известно, не уйдешь, и оно настигло. Внезапно, жестоко и столь же невероятно, как и в детстве.

...

/продолжение следует.../

автор рисунка (с) Chrono

Понравилось? Поделитесь с друзьями, хорошо?

Хотите быть в курсе, получайте обновление на электронную почту: